[♥ Art must be beautiful. Artist must be beautiful]
Прошу прощения за то, что долго здесь не пишу
. Скоро ежедневные записи возобновятся, а пока что публикую мой новый фанфик. 
.Название: Ecstasy And Violin
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Gilbert (Prussia) / Roderich (Austria)
Рейтинг: PG-13
Жанры: POV Gilbert, Ангст, Философия, Психология, Романтика, Слэш (яой)
Размер: Мини
♥♥♥
Сейчас ты спокоен, твоё аристократичное лицо не передаёт каких бы то ни было отрицательных эмоций или переживаний. Подбородок параллельно полу, прямая осанка, ясный взгляд. Ты неторопливо проходишь мимо меня, обдавая волной аромата дорогого одеколона, поправляешь жабо на своей груди, ведёшь плечами… Каков франт! Пижон, денди, словно кукла из фарфора, идеален до кончиков изящных пальцев, которые то и дело лениво пробегаются по отполированным клавишам рояля. Как же я терпеть тебя не могу, Родерих! Ты совершенен в своих движениях, в своих чувствах, в своём поведении, за это я тебя и ненавижу.Приближался конец капризной весны, который влёк за собой довольно резкую перемену погоды: стало чаще выглядывать солнце, начались лёгкие грибные дожди, всё цвело, пробуждалось – природа оживала. Однако весна решила оставить последнее слово за собой и увенчать свой уход ливнем с грозой. Ты болезненно поморщился, услышав раскаты грома, которые в высшей степени нарушали и уж точно никак не вписывались в наигрываемую тобою мелодию. Изящным движением грациозной руки ты закрыл окно, дабы не нервировать свой идеальный слух подобной дисгармонией. Неужели даже не проронишь и слова?
— Не желаешь чего-нибудь выпить? – спрашиваешь ты, не отрываясь от нот. Дежурный вопрос, заданный из вежливости, не более. Даже если я на него не отвечу, ты не заметишь. Лишь длинные пальцы скользят по клавишам, а когда они напрягаются, чуть вытянув кисть, под кожей выступают хрупкие косточки. Хочется сжать до боли эти идеальные пальцы, если не сломать. Как же ты меня раздражаешь.
— Гилберт, ты заснул? – только сейчас я заметил, что музыка стихла, а ты стоишь рядом со мной и вопросительно смотришь поверх очков.
— Нет, я не заснул, — отвечаю, передразнивая твой невозмутимый тон, — Хотя от твоей музыки кто угодно в царство Морфея отправится, поверь уж мне на слово!
— Для завершения этой фразы тебе не хватает смачного зевка, — учтиво дополнил ты, скрестив руки на груди, словно обижаясь моим словам.
— Ах, ну конечно! И как я мог забыть! – наигранно зевнув, я рассмеялся, — Боже, Родерих! Ты каждую шутку так болезненно воспринимаешь?
В ответ на это ты лишь неопределённо повёл плечами:
— Мне не интересно мнение человека, далёкого от искусства, — бросил ты, смерив меня холодным надменным взглядом. До сих пор не могу в полной мере осознать, что именно в тот момент задело меня больше всего: сама фраза или твой взгляд. Эти глаза будто бы говорили: «Да кто ты такой! Малодушный агрессор, привыкший лишь убивать. Знаешь ли ты, что такое красота? Было ли в тебе заложено хоть немного чувства прекрасного?» Я задохнулся от ярости и схватил тебя за запястье, резко дёрнув к себе. К горлу комком подступали слова, множество бранных слов, направленных, однако, лишь на самооправдание, которые я так и не решился произнести. Ты опустил взгляд и тихо прошептал:
— Мне больно, Гилберт. Отпусти, пожалуйста.
И я отпустил. Отпустил, не проронив ни слова. Не в моих правилах перечить правде. Я ведь действительно не разбираюсь в искусстве. Ты болезненно изогнул брови, потирая чуть покрасневшую кожу и пальцы.
— Прости, — бросив взгляд на хрупкое запястье, я направился к выходу.
— Постой! Ты…
— Нет, всё хорошо, — отвернувшись, я набросил плащ.
— Но там ведь…
— Дождь, знаю.
— Возьми…
— Нет, зонт мне не нужен, — отвечаю, вновь и вновь тебя перебивая. Ты такой предсказуемый, даже смешно! Твоё лицо обрамляла безупречная в своей искренности маска беспокойства. Прошу, не утруждайся, Родерих, твоему прекрасному лику не нужны никакие маски.
Я ещё долго чувствовал твой взгляд на своей спине, знаю, ты стоял у окна, глядя мне вслед одним из самых великолепных своих взоров – созерцание печали и сожаления. Ты так привык во всём винить себя, это чертовски мило, но искренен ли ты? Я не могу отличить твоих масок от настоящего лица, они не менее идеальны, чем ты. Тончайший фарфор с узорами из самых изысканных эмоций.
Выкидыш Его Величества Случая – ещё час назад всё было, как всегда: ты и рояль, пара колкостей в адрес друг друга… А сейчас я брожу по пустынным улицам, занятый абсолютно туманными мыслями в поиске… Прекрасного? Твои слова застыли змеёй на моём горле, я не мог понять, зачем мне это эфемерное «прекрасное». Чтобы доказать себе, что я не далек от искусства? Или может, чтобы доказать эту простую истину тебе, Родерих?
— Что же вы стоите под дождём? Заходите в нашу таверну, согреетесь! – окликнул меня хриплый голос. Я обернулся, еле различая мужской силуэт сквозь стену дождя. «Только у нас самые лучшие спиртные напитки!» — жизнерадостно гласила вывеска, и я, весь промокший (и, признаться, не менее счастливый от предвкушения долгой пьянки, чем улыбающийся немец на той самой вывеске), сделал шаг внутрь. С порога резко обдало едким запахом сигарет и дешевого пива, было шумно, атмосфера царила благоприятная: весёлый бармен, беседующий за жизнь с каким-то посетителем; заблудший бард, взасос целующийся с молодой, но уже донельзя порочной официанткой и, в перерыве между поцелуями, называющий её «своей музой»; ещё несколько дам разных габаритов растянулись на рояле, пытаясь соблазнить молодого музыканта своими уже далеко не соблазнительными формами. Всё, как всегда.
— Эй, Дитер! Давай что-нибудь… Душевное! – в пьяном бреду гаркнул матрос, приподняв голову от салата.
— Видишь, какая у нас роскошь! – ко мне подсел тот самый мужчина, который курил у входа.
— Роскошь? – недоумённо переспросил я, отрываясь от созерцания вульгарной картины. Живя под одной крышей с Родерихом, представления о роскоши у меня сложились несколько иные.
— Ну вот же, слепой, что ли?! – рассмеялся мой новый знакомый, вальяжно махнув грязной рукой в сторону рояля, — Приобщаемся к искусству, чёрт возьми!
— А то! Такими темпами нашей пивнушке и до ресторана недалеко! – весело крикнул бармен, и отовсюду послышался одобряющий пьяный женский смех.
— Ну давай же, Дитер! Душа просит прекрасного! – та самая официантка отошла от барда и подкралась со спины к пианисту, принимаясь умело ласкать руками его плечи и с пошлыми постанываниями целовать за ушком. Меня передёрнуло от отвращения. Пальцы музыканта коснулись клавиш рояля, и по моему телу прошла неприятная дрожь. Юноша наигрывал ту мелодию, что играл ты перед нашей ссорой, Родерих, но его музыка была…другая? Она была противна, как и всё, что происходило в этой таверне. Молодой человек…фальшивил. В подсознании невольно всплыло это слово, и я поморщился, точно как ты, когда слышишь неверные ноты. Твоя музыка – эталон. Твоя музыка прекрасна, только сейчас я это осознал. Боже, как же она прекрасна!
— Ну что ты так морщишься? Мальчишка ещё учится! А если рояль не нравится, то тебе нужно найти свой инструмент, звуки которого будут доводить тебя до иступленного восторга! Музыка, она как хороший коньяк, её нельзя не любить, просто ты ещё не нашёл свою, — философствовал мой сосед. И хотя по его виду нельзя было сказать, что он действительно был величайший ценитель музыки и изысканного спиртного, в его словах была доля правды.
— Всё, я не могу больше! – простонал юноша, и я облегчённо выдохнул. Затем он продолжил:
— У меня ужасно болят руки, — Дитер медленно сгибал и разгибал пальцы, сдерживая слёзы, которые предательски блестели на ясных голубых глазах. Болят руки… У тебя, наверное, тоже болят, Родерих. На мгновение я вспомнил тебя, болезненно потирающего пальцы. Нет, это было явно не от того, что я слишком сильно сжал запястье. Какой же я дурак!
Я стремглав выбежал из этой цитадели разврата и направился обратно к тебе. Я слишком много осознал за один вечер, нужно было расставить все точки над «i», плевать на гордость и самолюбие.
Дождь не прекращался, ничего не было видно даже на расстоянии вытянутой руки. Внезапно откуда-то справа послышался совершенно дивный звук. Затем ещё один. И ещё. Я вслепую шёл на эту мелодию, она то утихала, то раздавалась с новой силой, я чувствовал лёгкий жар, дрожь, моё сердце бешено колотилось. Вскоре я увидел юношу, промокшего до нитки, он наслаждался своей музыкой, и на его лице сияла вдохновлённая улыбка.
— Вам нравится скрипка? – тихо произнёс он, заметив меня.
— Это… Это потрясающе, — только и смог вымолвить я, всё ещё находясь под волшебным очарованием инструмента.
— Нет, я плохо играю, — горько усмехнулся мальчишка, тряхнув мокрыми волосами, — Я играю ужасно, но мне нужно хоть чем-то зарабатывать. Когда вы услышите, как играет на скрипке профессионал, то поймёте всю прелесть этого инструмента.
— Профессионал, говоришь, — улыбаясь своим мыслям, я протянул ему все деньги, которые у меня были с собой, — Спасибо за совет. И… Продолжай играть. Мне нравится.
Парень удивлённо проводил меня взглядом, прошептав вслед тихое «да храни вас Бог».
~~~~~~~~~~~
— Гилберт, где ты…
— Гулял.
— Дай же мне спокойно договаривать фразы, чёрт возьми! – ты несколько театрально заломил руки в возмущении повысив голос.
— Родерих, у тебя есть скрипка?
— У меня… Что есть, прости? Я не ослышался? – в голосе явно слышались едкие нотки издевательства, и это вывело меня из себя.
— Ты можешь думать обо мне, что хочешь, можешь видеть во мне малодушного безжалостного воина, неотёсанного чурбана или кого-либо ещё, но, пожалуйста, Родерих, хотя бы один раз взгляни на меня не как на орудие убийства, не как на агрессора, а как на живое существо, у которого тоже есть душа, и она страдает! О как она невыносимо страдает, когда приходит осознание того, что все, в том числе и ты, уповаешь на её отсутствие! Твоя жизнь – прекрасная сказка, так почему бы тебе, как главному автору этой сказки, хотя бы однажды не придумать меня живым?!
— Гилберт… Не кричи, умоляю… Пожалуйста, Гилберт! Ты… Ты живой, ты очень даже живой! У тебя есть душа… Гилберт… — ты перебивал меня, изумленно глядя в глаза, гладил по плечам, твоё прекрасное лицо омрачилось недоумением и…сожалением о своих ошибках? Я срывался на крик, ты зажмуривался, сдерживая слёзы, шептал что-то невнятное, сжимал тонкими пальцами ткань плаща и прятал лицо на моей груди…
Ты был так искренен в своих эмоциях. Я навсегда забыл о мыслях, в которых жаждал причинить тебе боль.
— Прости. Прости меня, — моя гордость никогда не позволила бы мне этого сделать, но я ласково обнял тебя, успокаивающе поглаживая по спине. В твоей личной библии, этикете, чуть ли не на каждой странице было отмечено о вульгарности подобных действий, но ты, вопреки прописным истинам, робко поцеловал меня в щеку и тихо прошептал:
— Ты хочешь, чтобы я сыграл на скрипке?
— Да. Сыграй для меня. Прошу, — я убрал выбившуюся прядь твоих волос за ушко, невольно удивившись этому движению. Ты провёл ладонями по моей груди и мягко отстранился, подходя к шкафу и доставая оттуда футляр, а из него великолепный инструмент.
— Я давно к ней не прикасался, — тонкие пальцы властно ложатся на гриф, — Могу сфальшивить.
— Ничего, — тихо ответил я, зная, что это не более, чем твоя скромность. Ты – гений, идеал, ты не можешь сделать что-либо неверно…
И вот ты начал играть. Каждая нота проникала в душу, раскрывая её, словно бутон цветка. Каждый звук обволакивал сознание, увлекая за собой в далёкую страну красоты и гармонии. Я осознал весь смысл слов того мужчины в таверне и слова мальчишки-скрипача… Вот он, инструмент, который доводит меня до экстаза, до иступленного восторга, и вот он, профессионал, самый лучший, самый прекрасный… Только сейчас я заметил, как ты красив, когда играешь, ты живёшь музыкой, ты дышишь ею. Кусаешь губы от боли – твои нежные пальцы отвыкли от струн, влюблено смотришь на скрипку и так мило краснеешь, встречая мой восхищённый взгляд.
Ты откладываешь инструмент, с испугом глядя на окровавленные кончики пальцев, я стою перед тобой на коленях, целую эти божественные руки, и с моих губ срывается тихое «браво».
@темы: Fanfiction
-
-
24.06.2011 в 16:35-
-
24.06.2011 в 16:36-
-
24.06.2011 в 16:42-
-
24.06.2011 в 16:44Кстати, вдохновила меня мелодия Вивальди Tosco Fantasy. Послушайте её, она великолепна.